8. СЛЕДОВАТЕЛЬ СОКОЛОВ. ПЕШКОМ ЧЕРЕЗ ДВА ФРОНТА

Тре­тий, «кол­ча­ков­ский» сле­до­ва­тель «Де­ла Ро­ма­но­вых» Н. А. Со­ко­лов

В НАЧАЛЕ ЗИМЫ в Ека­те­рин­бур­ге поя­вил­ся стран­ный и да­же по­доз­ри­тель­ный субъ­ект – ху­дой, об­рос­ший, од­но­гла­зый. Дру­гой его глаз был стек­лян­ный.

Он по­сто­ял у вхо­да в трак­тир на 1-й Береговой улице, изу­чая вы­вес­ку, на ко­то­рой на­ри­со­ван бу­рый мед­ведь с го­ло­вой боль­ше ту­ло­ва и над­пись: «Трак­тиръ Си­бир­скiй Миш­ка. За­хо­ди, вы­пей, за­ку­си!» По­раз­мыш­лял, по­том неловко, хромая на обе ноги, спус­тил­ся вниз по сту­пень­кам и уст­ро­ил­ся за пус­тым, без ска­тер­ти, сто­лом в даль­нем уг­лу.

Ос­мот­рел­ся. Изу­чил свои кар­ма­ны, вы­та­щил не­сколь­ко из­мя­тых «ке­ре­нок», горстку ме­лочи… Вздохнул, по­звал по­ло­во­го, про­бе­гав­ше­го ми­мо, − один раз, второй:

− Человек! Че­ло­век, черт бы тебя побрал!..

− Сей мо­мент, ува­жае­мый! − каждый раз ве­се­ло от­зы­вал­ся по­ло­вой и бе­жал даль­ше.

Толь­ко че­рез пол­ча­са он ос­та­но­вил­ся у сто­ли­ка од­но­гла­зо­го, который уже стал на­ли­вать­ся зло­бой.

– Чего-то же­лае­те, гос­по­дин-гра­ж­да­нин хо­ро­ший? Али как?

Незнакомец замешкался с ответом, задумался нерешительно.

− Иль, может, на самом деле ни­че­го вам тут не нуж­но? – на­гло ос­ве­до­мил­ся ма­лый, раз­гля­ды­вая обод­ран­ное паль­то кли­ен­та. – Тогда лучше вам в дру­гое за­ве­де­ние. Так не­да­ле­че за­ку­соч­ная для ям­щи­ков. На Второй Береговой.

– Вы­сек бы я те­бя за твои со­ве­ты! – прорычал од­но­гла­зый. – Или в хо­лод­ную на не­дель­ку... Рас­пус­ти­лись тут! Со­всем об­на­гле­ли при боль­ше­ви­ках.

– Во­ля ва­ша, гос­по­дин-гра­ж­да­нин, как ска­же­те… – ма­лый со­стро­ил оби­жен­ную ро­жу, но по ней бы­ло вид­но: будь его во­ля, та­ко­го гос­тя он и на по­рог не пус­тил бы. Хо­тя в трак­ти­ре со­би­рались не баре и не буржуи, а люд, в ос­нов­ном, про­стой − ра­бо­чие с Верх­не-Исет­ско­го зав­ода, с фаб­ри­ки Зло­ка­зо­вых, железнодорожники; бы­ва­ли и ста­ра­те­ли, но боль­ше все­го кре­сть­ян из ок­ре­ст­ных сел. Да еще го­род­ские из­воз­чи­ки, как до революции – ли­ха­чи, ло­мо­вые и вань­ки.

Ли­ха­чи – снова в ла­ко­вых ан­глий­ских ко­ля­сках на рес­со­рах и на ре­зи­но­вом хо­ду, запряжённых па­рой, а то и трой­кой, но­си­лись по ули­цам, возили бо­га­тую пуб­ли­ку, и, как при царе, гроз­но ряв­ка­ли: «По­стор-р-о-нись!.. Дер­жи пр-р-р-ава!» Людишки едва ус­пе­вали вы­ска­ки­вать из-под ко­пыт сы­тых и та­ких же наглых, как ку­че­ра, ло­ша­дей, кованных мас­сив­ны­ми под­ко­ва­ми и сверкающих разукрашенной сбруей.

Ло­мо­вые не­то­ро­п­ли­во раз­во­зи­ли гру­зы на сво­их би­тю­гах, силь­но, впрочем, по­ху­дев­ших: и овес ку­сал­ся, и се­но. Не­кому па­хать, се­ять и жать. Ты­ся­чи му­жи­ков ис­треб­ле­ны на вой­не. Много безотказных крестьянских ло­ша­док тоже уш­ло на фронт – по моб­или­за­ции. Никого из военного чи­нов­ни­че­ст­ва не заботило, как бу­дут вы­жи­вать кре­сть­ян­ские се­мьи, большей частью многодетные, по­те­ряв­шие и кор­миль­цев, и ло­шадей. Без ло­ша­ди, а не дай Боже, еще и без ко­ро­вы – со­всем ни­ку­да. Во многих семьях па­ха­ря­ми ста­ли ба­бы – од­на у со­хи, дру­гая в упряжке вме­сто ло­ша­ди, толь­ко что без хомута, чересседельника и во­жжей.

Вань­ки из извозчиков – са­мые бес­прав­ные и за­пу­ган­ные. Мно­гие в го­ро­де не живут по­сто­ян­но, а на­ез­жа­ют из ок­ре­ст­ных сел. Во­зят клиентов на ста­рых ко­лы­ма­гах, то­щи­ми ло­ша­ден­ка­ми. Ка­жет­ся, ске­лет в коляску за­пря­жен, а не ло­шадь. И ни­че­го, чуть не па­да­ют лошадки, а все равно молча и старательно тянут и да­же на се­но себ­е за­ра­ба­ты­ва­ют.

Вань­ки бо­ят­ся все­го и всех. Рань­ше боя­лись го­ро­до­вых, те­перь ми­ли­цио­не­ров. Не име­ешь го­су­дар­ст­вен­но­го ре­ги­ст­ра­ци­он­но­го но­ме­ра – пла­ти. Ло­шадь сбро­си­�